Тучи рассеялись, Роза смотрела дяде в лицо с куда более счастливым выражением, чем раньше, а при последних словах залилась краской и на миг отвела взгляд. А потом вновь устремила его на дядю и с нежной решимостью произнесла:

– Ради такой награды я и стану трудиться.

После чего встала, будто готовая к новым свершениям.

Но дядя удержал ее и спросил серьезным тоном, хотя в глазах и дрожала улыбка:

– А ему это передать?

– Нет, прошу тебя, не надо! Когда ему наскучат похвалы чужих людей, он вернется домой – тогда и посмотрим, что я могу для него сделать, – ответила Роза, возвращаясь к работе, и на лице ее появилось то счастливое и застенчивое выражение, которое порой придавало ему особое очарование.

– Он у нас человек дотошный и не спешит перейти от одного дела к другому. Отличная привычка, вот только слегка досадная для нетерпеливых людей вроде меня, – ответил доктор, после чего подхватил Дульчу, которая сидела со своей куколкой на ковре, и, дабы успокоить расходившиеся нервы, принялся подбрасывать ее вверх, да так, что она заворковала от восторга.

Роза в душе полностью согласилась с его последними словами, но вслух ничего не сказала, лишь с должным тщанием собрала дядюшку в путь, а когда он отбыл, принялась считать дни до его возвращения, жалея, что отказалась с ним ехать.

Доктор Алек писал ей часто, рассказывая всякие интересные вещи про «наших гениев» – так Стив называл Фиби и Мака, – и, похоже, нашел себе столько самых разных дел, что миновала уже вторая неделя его отсутствия, и лишь тогда он назначил день возвращения, пообещав поразить их всех повестью о своих приключениях.

Роза чувствовала, что скоро произойдет нечто из ряда вон выходящее, и заранее привела в порядок все свои дела, чтобы предстоящая сенсация застала ее в полной готовности. Она все для себя «выяснила», обрела полную уверенность и отбросила всяческие сомнения и страхи: ничто не мешало ей достойно встретить кузена, которого дядя – в этом она не сомневалась – привезет ей в качестве награды. Именно об этом судьбоносном дне она и думала, когда села писать длинное письмо тете Кларе, которая в далекой Калькутте очень скучала по новостям из дома.

За этим занятием на Розу нахлынули воспоминания о другом поклоннике, ухаживания которого закончились столь трагически, и, открыв ящичек, где лежали всякие памятные вещи, она вытащила оттуда голубой браслет, решив, что посреди своего новообретенного счастья должна почтить Чарли нежными мыслями: в последнее время она совсем про него забыла.

Это украшение Роза долго носила после его смерти, спрятав под рукавом траурного платья, и было в этом нерушимое постоянство, которое мы часто выказываем, когда с опозданием совершаем доброе дело. Вот только рука ее слишком округлилась, прятать браслет сделалось невозможно, незабудки стали отваливаться одна за другой, застежка сломалась, и осенью она убрала браслет в ящик, признав, что переросла и эту памятку, и связанные с нею чувства.

Долгий миг Роза в молчании смотрела на браслет, а потом аккуратно положила его на место, закрыла ящик, взяла серую книжицу, составлявшую ее главную гордость, и подумала, мысленно сравнивая двух этих мужчин, их воздействие на ее жизнь – горькое и тревожное в одном случае, нежное и воодушевляющее в другом: «Чарли был моей страстью, Мак – моя любовь».

– Роза! Роза! – раздался пронзительный голос, грубо ворвавшийся в ее грезы, и Роза, вздрогнув, задвинула ящик и воскликнула, подбегая к дверям:

– Приехали! Приехали!

Глава 21

Как Фиби завоевала свое место в семье

Но доктор Алек не приехал, вместо него прибыли дурные известия, и Роза сразу же догадалась об этом, как только увидела бабушку Биби: та ковыляла вниз по лестнице – чепец сбился набок, лицо бледное, в руке трепещет какое-то письмо. Бабушка в неистовстве воскликнула:

– Ах, мальчик мой! Мой мальчик! Он болен – а меня нет рядом, чтобы его выхаживать! Желтая лихорадка, и так далеко от дома! Чем смогут помочь эти дети? И зачем я отпустила Алека?

Роза отвела ее в гостиную и под причитания пожилой дамы прочитала письмо: его отправила Фиби, чтобы бабушка «осторожно обо всем рассказала Розе».

Дорогая мисс Изобилия, пожалуйста, сперва прочитайте сами, а уж потом сообщите молодой хозяйке, как сочтете нужным. Наш дорогой доктор очень болен, но я с ним рядом и не отойду от него ни на миг, пока не минует опасность. Доверьтесь мне, не переживайте, я сделаю все, на что способны забота, сноровка и полная преданность. Раньше он не позволял вам ничего говорить – боялся, что вы попытаетесь сюда приехать, рискуя собственным здоровьем. Впрочем, это бы действительно не имело смысла, ибо ему нужна лишь одна сиделка, а я уже тут, поэтому не позвольте Розе или кому-то еще лишить меня моего права на выполнение опасного долга. Мак написал отцу, ибо доктор Алек в нынешнем состоянии не понимает, что и как мы делаем, и мы совместно решили, что нужно вас поставить в известность незамедлительно. У него тяжелая желтая лихорадка, теперь уж не отследишь, как он ею заразился, скорее всего – от бедных эмигрантов, они неприкаянно блуждали по городу, где никого не знают. Он понимает по-португальски и отправил их туда, где им будет кому рассказать о своих бедах. Но боюсь, он поплатился за свою доброту – лихорадка началась почти сразу, но он еще не успел понять, в чем дело, а я уже явилась к нему, и отсылать меня прочь было слишком поздно.

У меня есть теперь возможность продемонстрировать вам свою благодарность, и, если понадобится, я с радостью отдам жизнь за друга, которого считаю почти что отцом. Скажите Розе, что последние произнесенные им в сознании слова были о ней: «Не допусти, чтобы она сюда приехала; пусть девочка моя будет в безопасности». Ах, умоляю, послушайтесь его! Оставайтесь дома, и если будет на то Божья воля, я через некоторое время привезу доктора обратно. Мак делает все, что я позволяю ему делать. Больным занимаются лучшие врачи, и все идет настолько хорошо, насколько это возможно до перелома в болезни.

Дорогая мисс Изобилия, молитесь за меня и за него, за то, чтобы мне дано было счастье вернуть долг признательности тем, кому я столь многим обязана.

Искренне преданная вам и любящая

Фиби

Роза подняла глаза от письма, ошарашенная внезапностью и силой опасности, и обнаружила, что пожилая дама оставила бессмысленные причитания и молится от всей души, как человек, твердо знающий, куда нужно обращаться за помощью. Роза подошла, встала с ней рядом на колени, опустила голову на ее сомкнутые ладони, и несколько минут они не говорили и не плакали. Потом из груди девушки вырвалось рыдание, а бабушка Биби обхватила руками голову юной внучки и промолвила – а по ее морщинистым щекам медленно ползли слезы:

– Не отчаивайся, голубка моя, не отчаивайся. Господь милостив, Он не заберет его у нас, я в этом уверена, и эта отважная девочка не будет лишена возможности вернуть ему свой долг. Я это чувствую.

– Но я тоже хочу помочь. Я должна ехать, бабушка, должна, невзирая на опасность! – воскликнула Роза, проникнувшись нежной завистью к Фиби, которой довелось первой рискнуть жизнью ради спасения того, кто был вместо отца им обеим.

– Нет, душенька, ты не можешь ехать, сейчас это уже бессмысленно, и она правильно говорит: «Оставайся дома». Мне эти лихорадки знакомы, тот, кто ухаживает за больным, часто и сам ее подхватывает, да еще и болеет тяжелее после такого перенапряжения. Какая она умница, что ведет себя так храбро и благоразумно и не подпускает к нему Мака! Сиделка из нее отличная, лучшей и не пожелаешь, и она не оставит Алека, пока не минует опасность! – возбужденно произнесла мисс Изобилия.

– Ну наконец-то ты поняла, какова она на самом деле, и оценила ее сполна. Очень немногие поступили бы так же, как она, и если она заболеет и умрет, отчасти в этом будем повинны мы, потому что она готова пройти огонь и воду, только бы мы оценили ее по достоинству и приняли в лоно семьи! – воскликнула Роза, гордясь примером, которому всей душой рвалась последовать.